№294 от 13 сентября 2019 г
nvgazeta.ru
Никто из тех, кто в результате взрыва потерял близких, стал инвалидом, чьи планы на жизнь рухнули, так и не признан жертвой теракта.
В 5:57 утра в Волгодонске 16 сентября 1999 года произошел взрыв возле жилого дома. Взрывчатка находилась в грузовике, что стоял рядом с домом. Мощность взрыва достигала 1000–1500 кг (тротиловый эквивалент).
Из-за взрывной волны сильно пострадала фасадная часть двух домов, также была полностью разрушена большая область перекрытий, сильно повреждены лестничные клетки. Из-за взрывной волны в общем пострадало 37 домов в 2 кварталах. Были выбиты стекла, двери, оконные рамы. На многих домах появились сильные трещины, из-за чего они не подлежали восстановлению. Взрыв был действительно очень мощный. Слышно его было по всему городу.
До 90 человек были госпитализированы, а 19 умерли на месте. Общее число пострадавших превышает 15 тысяч человек, из которых более 1000 – дети.
Александру Ш. в сентябре 1999 года было 29 лет. У него была престижная профессия, престижная, хорошо оплачиваемая работа, были планы обзавестись семьёй. Во время взрыва погиб его отец. Он сам был тяжело ранен в голову осколком от взорвавшейся машины, начинённой взрывчаткой. Перенёс тяжелую операцию трепанации черепа с извлечением осколка. Через несколько месяцев от полученных травм скончались его сестра и мама. Он остался один. Инвалид. За 20 лет ему так и не удалось восстановиться и прийти в себя. Нищенской пенсии по инвалидности едва хватает на оплату коммунальных расходов, лекарства. Перебивается случайными заработками. Случившееся 16 сентября 20 лет назад он помнит, как будто это было вчера. Забыть невозможно. Живёт в скорлупе разъедающей памяти…
У Евгения Г. две дочери-подростка помимо баротравм, черепно-мозговых травм получили увечья. Старшая лишилась глаза, тело младшей изрешетили десятки мелких осколков стекла… Сам Евгений тоже был ранен, но инвалидность оформлять отказался: нужно было кормить семью, лечить девочек. По горячим следам в клинике Святослава Федорова старшей девочке сделали операцию по протезированию бесплатно. Но после гибели офтальмолога клиника отказала в бесплатном лечении. У младшей осколки засели так глубоко, что выходили наружу ещё в течение последующих пяти лет. Память о взрыве не отпускала: как забыть, когда перед глазами два самых дорогих человечка с такими отметинами?! Почти 20 лет внутренней борьбы, злости, возмущения равнодушием чиновников и отчаяния: почему, за что?! Только 20 лет спустя, после изнурительной внутренней борьбы, когда нервные срывы стали бить по близким, Евгений решился обратиться за помощью в психо-неврологический диспансер.
Первые дни
Сразу после взрыва людей, оставшихся без крова, разместили в здании школы. Потом расселили на базе отдыха и в гостиницах. Они старались держаться вместе: пережитый ужас на какое-то время сделал их одной большой семьёй. Несмотря на то, что город старался им помочь, у многих, переживших ужас взрыва, помимо воли, в душе росла неприязнь: горожане продолжали жить своей обычной жизнью, смеялись, разговаривали о каких-то пустяках, как будто ничего не произошло. Это угнетало, раздражало, злило. Наталья Т. говорит, что до сих пор помнит эти приступы злости и отвращения: «Я вся перевязанная, только что потеряла ребёнка (после взрыва у Натальи случился выкидыш, — прим. автора) а они — улыбаются, разговаривают, смеются! Я думала: «Как они могут веселиться?! У нас же такое горе! Вот он — кошмар, рядом, тут, где люди плачут, кричат от боли , а эти – улыбаются»…Через несколько дней она почувствовала себя совсем плохо: нестерпимо болели голова, тело, пришлось обратиться в больницу. Тогда, лёжа на больничной койке, слушая обычные для мирной жизни разговоры соседок по палате, поймала себя на мысли, что хочется их просто прибить!
Мы все разные. По-разному реагируем на боль потерь, на трудности, испытания, несправедливость. Кто-то опускает руки, замыкается в себе, кто-то озлобляется и начинает ненавидеть, кто-то заталкивает память об этом страшном дне поглубже в подсознание, и старается жить, как будто это случилось не с ним. Кто-то начинает действовать, и в этом видит способ вернуться к нормальной жизни. Жившие в домах, которые приняли на себя наиболее сильный удар взрывной волны (в той или иной мере в микрорайоне было разрушено 37 жилых зданий) выбрали старших. Они были связными с администрацией города в части оповещения по оказанию материальной помощи, распределения продуктов, одежды, стройматериалов для ремонта квартир, организации ремонтных работ…
«Травма получена в быту»
Ирина Халай возглавляет организацию содействия защите прав пострадавших от теракта «Волга-Дон».
Ирина Халай начала свою борьбу за право пострадавших от теракта на социальную защиту. После лечения в больницах они прошли круги медицинского ада освидетельствования на инвалидность. «Сердобольные» чиновники от медицины всячески старались приуменьшить степень тяжести вреда здоровью, причинённого взрывом, а в медицинских картах у всех появилась запись… «травма получена в быту». На возмущённые вопросы следовало пояснение: нет такой квалификации как «травма получена в результате теракта».
Вот так. Теракт был, травмы были, а статуса «травма, полученная в результате теракта» – нет. Запись возмутила и разозлила. По горячим следам Ирина предложила отправить телеграмму в Государственную Думу с просьбой принять Закон о социальной защите пострадавших от террористического акта. Из Госдумы довольно оперативно прислали лаконичный ответ: мол, ваши предложения учтём в процессе законотворчества. Это был 2000 год. Время шло, процесс «учтения» затягивался. Деньги в Фонде для пострадавших, которые собирала вся страна — иссякли. Волна помощи схлынула, и те, кому так не повезло, остались один на один со своими горем и проблемами. Ирина не сдавалась и продолжала писать обращения во все возможные инстанции. Поскольку никаких сдвигов не было, предложила обратиться в суд. Суды, понятно, все проиграли, квалифицированной юридической помощи не было: из местных юристов никто не желал связываться с властью. Тогда и было принято решение о создании общественной организации, главной задачей которой будет пробивание принятия федерального закона о социальной защите пострадавших от теракта. С юридическим оформлением для регистрации общественной организации помогла Элла Памфилова, в то время бывшая председателем Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ. В организацию, которую решили назвать «Волга-Дон», вступали целыми семьями. Первоначально численность доходила до 1000 человек. Люди думали и надеялись, что большое количество усилит статус и обратит на себя внимание власти.
И все-таки они верят…
В активе «Волга-Дона» остались самые стойкие и упёртые, которым не надоели бесконечные обращения по инстанциям.
«Со временем, — рассказывает Ирина Халай, — многие ушли в пассив, перестали не то, что участвовать в жизни организации, а и просто интересоваться, что и как. В активе оставались самые стойкие и упёртые, которым не надоели бесконечные обращения по инстанциям. А их за столько лет было разослано более двух (!) тысяч. В борьбе за социальную защиту они видят смысл своей жизни и черпают в этом силу. Помогает и общение, и поддержка друг друга. В психологическом плане – эти раны ведь не заживают, и даже не рубцуются. Память случившееся вытесняет лишь на время, а потом захватывает с ещё большей силой, и снова этот ужасный вопрос, остающийся без ответа: «Почему это случилось с нами?». На квартале мы всегда жили спокойно: под боком- отделение милиции. Кто мог подумать, что здесь такое может случиться?»
Первая «материальная» помощь после долгих лет, последовавших после теракта, пришла из Германии. «Волга-Дон» выиграла грант по программе поддержки жертв национал-социализма (в организации были участники войны, дети войны). На эти средства с пострадавшими в течение года работал профессиональный психолог, и это многим помогло выйти из скорлупы своего горя и начать жить заново… Обращались в военно-медицинскую академию, с просьбой взять под своё крыло нашу организацию в части реабилитации: ведь почти у всех были контузии, баротравмы, черепно-мозговые травмы. Но там отказали, поскольку наши травмы были не военные.»
Удивляет то, что Ирина Халай и активисты Волга-Дона» не опускают рук и не отчаиваются. Они надеются. Надеются, что власть их всё же услышит. Они тесно сотрудничают с другими организациями, также борющимся за права пострадавших от терактов: «Норд-Ост», «Рейс 9862», «Матери Беслана». Недавно встречались в Беслане, в очередную годовщину трагической гибели детей и взрослых в школе №1 и участвовали в работе Круглого стола, на котором снова обсуждали вопрос о необходимости принятия Федерального Закона. Итогом работы стало принятие решения о создании общероссийской организации пострадавших от теракта. Цель: вместе бороться за принятие закона.
Ну а мы? Что мы с вами? Снова, как все эти годы, в очередную годовщину взрывов вспомним, уроним скупую слезу, в лучшем случае посетим эти страшные места и положим к подножиям памятников букеты цветов? Может, каждому из нас всё же не стоит думать о некоей своей избранности в том смысле, что с нами такое не случится, и нас это не коснётся? Ведь именно так думали и в Волгодонске, и когда взрывались дома в Москве…
Когда беда стучится в чью-то дверь – глупо думать, что твою она обойдёт стороной. Чем мы, соотечественники, сограждане пострадавших можем им помочь? Ну хотя бы малым: понудить власть защитить своих пострадавших граждан. Ведь они пострадали не в ДТП или от взрыва бытового газа!
Организация пострадавших от теракта в Волгодонске создала петицию с требованием к депутатам Государственной Думы принять закон о федеральной защите жертв терактов. Каждый из нас может поставить под ней свою подпись и хотя бы таким образом помочь им. Ведь на их месте вполне могли оказаться и мы с вами!
Ирина Халай съездила в Беслан на годовщину трагедии. Вместе с матерями Беслана она продолжает бороться за то, чтобы наше государство признало наличие жертв терактов и помогало им.
Наталья Шелимова