Говорят, среди профессионалов нет больших циников, чем врачи и журналисты. Возможно. Даже скорее всего. Но именно этот здоровый цинизм в момент всеобщей трагедии помогает на время «отключить сердце и душу», оказаться среди первых там, где случилась беда, и работать. Спасать пострадавших. И говорить правду.
16 сентября 1999 года на месте взрыва мои коллеги-тележурналисты были в первую же секунду. В 35 доме по Октябрьскому шоссе жила Валерия Жаркова, в соседнем 37 – Ольга Князева. И первой, кого я увидела, прибежав к разрушенному дому минут через семь после взрыва, была Лерка. В ночной сорочке и накинутом на плечи пиджаке нашего оператора Александра Потапова, она бродила по руинам и искала отца. А Саша снимал. С распахнутыми от ужаса глазами, практически не глядя в объектив камеры – снимал. Он жил совсем рядом с местом взрыва на углу квартала В-17, и его кадры, зафиксировавшие первые минуты после теракта, облетели весь мир.
К вечеру отца Леры нашли. Под завалами дома. Он погиб. Как и еще 18 его соседей. Молодых и убеленных сединами. Самому старшему, Аркадию Шалимову, было 60 лет. Самому юному, Володе Мезенцеву, – только 15.
А Саша снимал. Как и Слава Пшеничный. И как Александр Тихонов. И как десятки других телеоператоров и фотокорреспондентов, прилетевших в Волгодонск со всей России. Утирая слезы, сжав волю в кулак и сцепив зубы от горя и бессилия что-либо изменить, от невозможности отмотать пленку назад, где еще ничего не случилось, где все еще живы… Снимали. Кадр за кадром собирая мозаику жизни опаленного войной и болью Волгодонска. Жизни, расколовшейся в то утро на «до» и «после»…
То утро помню до сих пор. Но будто снятым в рапиде. И как яркие вспышки – отдельные моменты. Нас с мужем шандарахнуло об стену и сбросило с дивана, а маленький сын даже не проснулся… Почему-то очень тихо… и люди, люди, люди… и страх в их глазах. Огромная воронка… Лерка с безумными глазами… Сашка с камерой на плече и бледный как смерть… Квартиры, словно вывороченные наизнанку… Милицейское ограждение – все в шоковом состоянии… Врачи и спасатели, понимающие друг друга без слов… И стекла, стекла, стекла… и груды обломков бетонных плит… и кукла с одной ногой рядом с той страшной воронкой – в белом-белом фартучке… И минуты полной тишины, когда пытались услышать хотя бы вздох из-под обвалов…
Практически месяц после взрыва мы, как и весь город, работали без сна и отдыха. Побывали практически в каждой разрушенной квартире, поговорили чуть ли не с каждым из пострадавших. Даже 15 лет спустя помню лица волгодонцев, с кем общалась в то время, и истории многих семей….Тогда же в очередной раз убедилась, как много может журналист. Показать всему миру трагедию маленького города. Так, чтобы факты говорили сами за себя. Рассказать о тех, кто пострадал и нуждается в помощи. Поименно и в деталях. Чтобы спасли, поддержали, помогли.
Все работающие в то время в Волгодонске телерадиокомпании провели несколько марафонов по сбору средств для пострадавших. Газеты оперативно выпускали «боевые листки» о том, кому, как и чем можно помочь. Деньги, стройматериалы, бытовую технику, одежду и даже игрушки несли, везли, присылали, перечисляли, казалось, буквально все – кому повезло больше, чем 15 280 жителям Волгодонска, попавшим под чудовищную ударную волну того взрыва. Каждый день мы выпускали в эфир сюжеты о поступающих в город гуманитарных грузах со всей России и из-за рубежа. И о том, как жители города трое суток боялись заходить в свои дома. Как, не смотря на холодные ночи, дежурили у костров перед подъездами, наконец-таки не пуская посторонних в свои дома. Как на городских рынках и улицах старались не показываться «лица кавказской национальности», опасаясь несправедливой расправы. И как Волгодонск не сдался. И как восстанавливался после трагедии.
Журналисты старались помочь и тем, кто официально не числился среди жильцов пострадавших кварталов, но был там в момент взрыва. Так для одной из молодых семей, снимавшей тогда квартиру во взорванном доме, удалось «выбить» необходимые справки для получения всех положенных выплат…
Говорят, нет больших циников, чем врачи и журналисты. 15 лет назад я видела, как люди в белых халатах сутками напролет самоотверженно спасали людей, искалеченных взрывом. И готова поставить им памятник тоже. А еще прекрасно помню, как работали тогда в Волгодонске мои российские коллеги – именитые и не очень, но к тому времени уже «тертые» – чеченской войной, захватом больниц в Буденновске и Кизляре, атаками в Первомайском и взрывами высоток в Москве. И сказать, что они, многое прошедшие и повидавшие, сухо констатировали факты или приехали «срубить бабки» на сенсации – значит плюнуть им и себе в душу. Потому что когда журналист в эфире зачитывает имена погибших и исполнителей теракта одинаково ровным голосом, совсем не значит, что в этот момент его сердце не рвется от боли и негодования. Просто у него такая профессия…
Говорят, время лечит. Теракт в Волгодонске показал, что оно всего лишь стирает остроту первых впечатлений, а скорбные воспоминания прячет в «дальний угол» подсознания. Иначе просто можно сойти с ума. Каждый год 16 сентября мы с коллегами снова «прокручиваем» кадры нашей памяти, ленту той хроники. В наших сюжетах новостей и газетных публикаций в честь погибших, спасавших и оставшихся в живых. В старых фотоальбомах и на видеопленках. Мы вспоминаем вместе со всем городом то, что вместе пережили…
Сегодня Валерия Жаркова работает в Германии, Александр Потапов – в Испании, Ольга Князева – в Москве. Я семь лет назад вернулась в Волгодонск. Мы не собираемся каждый год в сквере на Октябрьском шоссе. Но это не значит, что мы хоть что-то вычеркнули из памяти. Это наша работа – помнить все и не позволять забывать остальным. Это наш долг. Это наша совесть. Это наша жизнь.
Елена ЛАЗАРЕВА
