Sorry, this entry is only available in Русский. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.
/www.miloserdie.ru/Помощь жертвам террористических атак часто оказывают в моменте, но потом о них просто забывают. Между тем физическая и психологическая реабилитация часто требуется не годами – десятилетиями. Но закона, который бы поддерживал пострадавших, в России нет до сих пор
Екатерина САЖНЕВА, редактор Елена СИМАНКОВА
«Я год не различала цвета. Первое, что увидела, были красные розы. С тех пор это мои самые любимые цветы», – рассказывает жительница Волгодонска Ирина Халай. Ей было 35 лет, когда 16 сентября 1999 года, ранним утром у дома на Октябрьском шоссе взлетел на воздух грузовик со взрывчаткой, оставленный террористами. Погибли 19 человек, 89 человек получили тяжелые ранения и были госпитализированы. Официально пострадавшими признаны более 15 000 горожан, включая 1000 детей.
До этого уже были Буденновск, Кизляр, взрывы домов в Москве. Потом – Норд-Ост, Беслан, взрывы в метро Москвы и Санкт-Петербурга, «Крокус сити холл». По самым скромным оценкам, в период с 1995 по 2024 год от действий террористов погибли около 3000, были ранены – более 6000 человек. Тех, кого можно назвать пострадавшими, значительно больше. Единой открытой и прозрачной статистики нет до сих пор.
Чтобы собрать хотя бы примерную статистику по пострадавшим, мы составили список из 33 терактов, произошедших с 1995 по 2024 год. Далее – по открытым источникам собирали данные о количестве раненых и погибших. Стоит отметить, что такой подсчет очень примерный. Так, в графу «пострадавшие» обычно попадают лишь тяжело раненые, которые были госпитализированы. Те, кто не попал в больницы в первый день, и тем более те, кто был на месте теракта, но обратился за помощью спустя несколько дней, часто не попадают в статистику. При этом обратившиеся во «второй волне» могут не иметь внешних повреждений, но страдать от тяжелых психологических последствий и сопутствующих им недугов – шока, высокого давления, ПТСР, проблем с сердцем. Кроме того, уже при расследовании теракта в категорию пострадавших (уже в юридическом смысле) попадают родственники погибших. Обычно это родители, дети и супруг/супруга, что автоматически увеличивает полученные нами показатели не менее чем в три раза. Но даже если признать, что за почти 30 лет в результате терактов в России погибли 2739 и пострадали 6130 человек, цифры все равно получаются внушительные.
После терактов люди остаются травмированы физически и психически на всю жизнь. Помощь же приходит только «в моменте»: сразу после ЧП пострадавшим начисляют компенсации, а затем – вспоминают о них в редкие памятные дни. При этом лечение и реабилитация требуется даже не годами – десятилетиями. Но закон о помощи жертвам терактов, о котором впервые заговорили после захвата террористами Буденновска, так до сих пор и не разработан.
«Сказали, что я и раньше была глухой»
3 апреля 2024 года в Петербурге тихо и почти незаметно отметили седьмую годовщину взрыва в городской подземке. Поминальная служба проходила в Свято-Троицком соборе возле станции метро «Технологический институт». Только несколько причастных держали в руках свечи, да звучали слова молитв. Никого из официальных лиц. Из СМИ – один ТВ-канал, один фотограф.
Журналистка и режиссер-документалист Наталия Кирилова одна из немногих, кто пришел сюда. В апреле 2017 года в вагоне метро она находилась напротив смертника. На «Сенной площади» вошла толпа, и террориста оттеснили. Это спасло Наталию, но не помогло 15 погибшим.
«Мы летели вперед во взорванном вагоне», – вспоминает Наталия Кирилова. Интервью «Милосердию.ru» она дает, присылая аудиосообщения в ответ на заранее подготовленные вопросы, и очень извиняется, что не может вести диалог по телефону: слух так и не вернулся. Она все еще не чувствует половину головы – дотрагивается, и ничего.
После взрыва она помогла вытащить раненую девочку и старушку. Затем даже успела дать интервью подоспевшим журналистам и потеряла сознание. Очнулась уже в больнице, с контузией и тяжелой травмой колена. В первую же ночь начались панические атаки. «Накатывал такой ужас, что я боялась что-то сделать с собой. По второму кругу меня накрыло, когда в документах написали, что якобы я была глухой еще до теракта и поэтому мне ничего не положено. После этого я почти перестала разговаривать. В клинике МЧС, куда меня направили, поставили диагноз логоневроз».
«В восстановлении пострадавших после терактов есть несколько особенностей, – объясняет Антон Клочков, кандидат медицинских наук, медицинский директор клиники ранней реабилитации «Три сестры», где в том числе работали и с жертвами терактов. – Во-первых, люди часто получают сочетанную травму. Лечение сразу нескольких повреждений занимает больше времени, и из-за этого реабилитация начинается позже, чем могла бы. А ведь самая эффективная реабилитация – ранняя. Во-вторых, результат реабилитации после таких травм непредсказуем, поэтому важно ставить реалистичные цели и задачи. И, наконец, при восстановлении после теракта большую роль играет психолог. Он не только работает с пациентом, но и консультирует остальных специалистов в команде реабилитации».
Характер травм, полученных при теракте, может быть разным.
На первом месте, как правило, минно-взрывные травмы – это связано с тем, что ранее смертники начиняли свои пояса мелкими металлическими частицами, чтобы увеличить радиус поражения.
Возможны огнестрельные ранения – они наблюдаются в случае захвата заложников.
Ожоги – в случае, если после взрыва имело место возгорание. Такие травмы получали многие пострадавшие в Беслане, при взрывах в московском и петербургском метро.
Даже если нет внешних повреждений, но был взрыв, возможны баротравмы, контузии разной степени тяжести, закрытые черепно-мозговые травмы.
Теракт – это высокий риск развития посттравматического стрессового расстройства.
В первые годы количество препаратов, которые Наталии Кириловой приходилось принимать в сутки, доходило до 12–15 наименований. Лекарства покупали благотворители. В итоге журналистке оформили только третью группу инвалидности, хотя контузия средней степени тяжести – это как минимум вторая группа. Но бороться за себя уже не было сил. Сегодня ее пенсия составляет около 12 000 рублей, доплата по инвалидности – 1309 рублей. «Мне по-прежнему нужна полноценная медицинская реабилитация и финансовая помощь. Но как мне на комиссии в свое время заявили: «Скажите спасибо, что вообще остались живы!» Кому сказать?» – не может прийти в себя женщина.
После теракта деньги могут понадобиться не сразу
Переживших трагедию понимают те, кто сам прошел через подобное. Жертв теракта в санкт-петербургском метро взяли под опеку родственники погибших в результате авиакатастрофы ТУ-154. В августе 2006 года лайнер в грозу возвращался из Анапы в Санкт-Петербург, на борту было много детей. Марина Штейнварг, потерявшая тогда двух дочерей и родителей, вместе с другими родственниками погибших создала региональную общественную организацию «Прерванный полет». Вскоре они протянули руку помощи пострадавшим при взрыве «Невского экспресса», затем – семьям погибших над Синаем.
В результате взрыва в метро в 2017 году помощь требовалась не только семьям погибших, но и оставшимся в живых. Число раненых тогда перевалило за сотню. Расчетный счет для сбора у фонда появился в рекордно короткие сроки.
«Мало кто задумывается, что в такой ситуации деньги понадобятся не сразу. Люди в растерянности и шоке тратят, потом остаются ни с чем», – объясняет Марина Штейнварг. Семь лет назад «Прерванный полет» по решению администрации города был выбран для аккумулирования собираемых денежных средств и последующего сопровождения пострадавших. У многих до сих пор продолжаются операции, протезирование, пластика. Спустя несколько лет выжившим ставили диагнозы, вроде бы напрямую с терактом не связанные: сердце, психосоматика. Врачи не находили прямой связи, и добиться дополнительных выплат тоже было невозможно.
После терактов 11 сентября 2001 года в Соединенных Штатах появился уникальный опыт длительной помощи пострадавшим.
Дело в том, что после крушения башен-близнецов в воздух с пылью и продуктами горения поднялись опасные для здоровья вещества, такие как асбест, свинец, ртуть. В долгосрочной перспективе они вызвали у тех, кто просто находился в районе атаки террористов, и тем более у тех, кто непосредственно работал на руинах ВТЦ, рак, болезни дыхательных путей и нервной системы. За время, прошедшее с 2001 года, сотни тысяч человек были вынуждены обратиться за врачебной помощью в связи с проблемами со здоровьем, корни которых уходили в события сентября 2001 года.
В результате 11 сентября 2010 года был принят так называемый закон Джеймса Задроги (назван в честь полицейского, который работал на ликвидации последствий теракта и умер из-за проблем с легкими) о здравоохранении и компенсации. Он предусматривал медицинское наблюдение и льготы по лечению для работников аварийно-спасательных служб, а также оценку состояния здоровья, мониторинг и льготы по лечению граждан, которые проживали или работали на территории Нью-Йорка и пострадали в результате теракта.
В 2015 году закон Задроги был санкционирован повторно, с выделением дополнительного финансирования и перенесением крайнего срока подачи заявки на 18 декабря 2020 года. Однако наплыв заявок был так велик, что начиная с февраля 2019 года все выплаты по заявкам были сокращены в связи с недостатком финансирования.
В конце июля 2019 года был принят новый закон под названием «Никогда не забывайте героев». Он продлил срок подачи заявлений на получение компенсации до 1 октября 2090 года и ассигновал денежные средства в объеме, который будет необходим для оплаты всех принятых заявлений.
Собранных денег хватило до конца 2023 года. После чего было принято решение в соответствии со степенью вреда, причиненного здоровью, пропорционально разделить оставшиеся денежные средства между пострадавшими и закрыть сбор. Но опыт был, безусловно, позитивным.
Террорист прислал 7 рублей алиментов
Впрочем, питерская инициатива известна пока не широко, и этот опыт не удалось масштабировать. О необходимости системной помощи пострадавшим говорят после каждого теракта, но дело с места так и не двигается. Люди получают единовременные денежные компенсации из федерального и регионального бюджетов. Однако дальнейшая поддержка практически отсутствует.
«К сожалению, у нас так и не появилась целостная программа сопровождения жертв терактов, – говорит Матвей Гончаров, исполнительный директор Фонда поддержки пострадавших от преступлений. – До сих пор жертвы терактов вынуждены самостоятельно искать средства на лечение, прибегая к кредитам, надеясь на родственников и друзей. Они борются в судах, чтобы добиться справедливости, хотя у многих на это просто не осталось здоровья».
В середине 90-х годов, вскоре после теракта в Буденновске, была образована рабочая группа, которая занималась формированием предложений по компенсации причиненного вреда этой категории лиц. Но до принятия законопроекта дело так и не дошло.
В 2000 году проект закона, который в основном касался обеспечения лекарственными средствами и реабилитацией, разработала глава общественного объединения «Волга-Дон» (пострадавшие от взрыва дома в Волгодонске) Ирина Халай. Она много раз пыталась продвинуть его, но не преуспела. «В кулуарах мне говорили, что такой закон государству невыгоден. Ведь тогда придется выплачивать компенсации большому количеству жертв», – пояснила Ирина Халай журналистам.
В 2011 году, уже после «Норд-Оста» и Беслана, была разработана очередная инициатива, предусматривающая различные формы социальной поддержки граждан, пострадавших из-за террористических актов и чрезвычайных ситуаций. Меры защиты включали в себя как единовременные пособия самим пострадавшим, так и ежемесячные выплаты несовершеннолетним в случае потери кормильцев, а также оплату медицинской, социальной и персональной реабилитации. Однако и эту инициативу положили на полку.
В 2014 году вопрос поднимался вновь – об этом можно судить по интервью члена партии «Единая Россия» Максима Геласа, который пытался продвигать закрепление в законодательстве правового статуса «жертва теракта». Гелас говорил о том, что нет единой базы жертв терактов на территории Российской Федерации, не принят закон о статусе жертвы и не прописаны социальные гарантии для такой категории граждан. В городах, где были совершены наиболее крупные теракты, не созданы центры психологической и медицинской помощи.
В 2017 году продвигать инициативу взялась депутат Госдумы от Санкт-Петербурга Оксана Дмитриева. И вновь не преуспела.
Гончаров подчеркивает, что проблема касается пострадавших от любых видов преступлений, но для жертв террористических атак ситуация осложнена еще и трудностями в расследовании их уголовных дел, а также большим количеством потерпевших. В этом случае почти невозможно взыскать материальный ущерб: исполнители в живых не остаются, а организаторы, даже если их находят, получают пожизненные сроки и не спешат погасить причиненный ущерб.
«Мне из Соликамска от осужденного террориста как-то прислали целых 7 рублей. Ему самому отправили родственники на сигареты. Вдобавок ко всему эта «огромная» сумма была оформлена как алименты», – грустно улыбается Ирина Халай, возглавляющая созданную после теракта в Волгодонске правозащитную организацию «Волга-Дон». Семь рублей она вернула обратно в колонию.
«Многим пришлось пройти через психдиспансер. Сами бы не выкарабкались»
«Волга-Дон» объединяет тех, кто пострадал от взрыва в 1999 году: серию терактов в Москве и Волгодонске организовала одна и та же группа во главе с Ачимезом Гочияевым. Он до сих пор не найден, наказание отбывают двое исполнителей.
«Многоэтажки стояли близко друг к другу, поэтому взрывная волна не уходила в пустоту, а ударялась о стены соседних домов и тут же возвращалась обратно. От нашей квартиры до эпицентра расстояние около 30 метров. Но были и те, кто жили в 200, 300 метрах, и они тоже получили инвалидность», – вспоминает Ирина Халай.
Официально пострадавшими признали 15 000 жителей города. Впрочем, и здесь возникли проблемы. Так, на момент теракта некоторые женщины были беременны, но на детей, родившихся вскоре после теракта, льготы, в том числе сертификаты на новое жилье, не распространялись. Кстати, в таком же положении позднее оказалась и Злата Аскерко, дочь бывшей заложницы «Норд-Оста» Лилии Дудкиной. Когда зрителей и артистов мюзикла захватили террористы, Дудкина была на пятом месяце беременности. Злата появилась на свет с симптомами перенесенной внутриутробной гипоксии, задержкой внутриутробного развития и признаками поражения ЦНС из-за усыпляющих веществ, которые применили при штурме. Но для государства она считается обычным инвалидом, и значит, любая помощь – только за свой счет.
Сейчас в организации «Волга-Дон» остались 163 человека. Собираются в библиотеке, вместе организуют различные мероприятия, праздники. Многие давно перестали верить в то, что им кто-то поможет. «Кроме нас самих про нас, как мне кажется, уже мало кто помнит. Сколько терактов было потом! Раньше мы хотя бы получали какие-то небольшие гранты, вывозили детей на отдых, проводили психологические тренинги. Но с 2020 года финансирования нет вообще», – говорит Ирина Халай.
А когда-то правозащитная организация «Волга-Дон» боролась за то, чтобы пострадавшим в терактах предоставили особый статус и помогали в реабилитации. «В самом начале с нами работали специалисты из Москвы, Ростова. Даже знаменитый психиатр Александр Бухановский, который в свое время исследовал личность Чикатило. Пережив подобное, сложно остаться обычными людьми. Если честно, многим пришлось пройти через психоневрологический диспансер, сами бы не выкарабкались», – вспоминает Халай.
Положено только 10 сеансов психотерапии от государства
Сейчас открыто говорят о работе психологов непосредственно после теракта. О необходимости длительной реабилитации, в том числе в связи с посттравматическим стрессовым расстройством, заговорили лишь в связи с СВО. Для пострадавших от атаки террористов комплексного подхода пока что нет.
«Сейчас потерпевшие в теракте могут обратиться в психоневрологический диспансер (ПНД) и получить до 10 сеансов бесплатной психотерапии. Эта помощь им положена по праву, и им не должны в ней отказать», – объясняют психологи Ольга Макарова и Татьяна Кузнецова. В период с 2005 по 2015 год они были сотрудниками Центра экстренной психологической помощи МЧС, а сейчас работают в Русской гуманитарной миссии и ведут авторский курс Международного Красного Креста «Основы безопасности в зонах ЧС и вооруженных конфликтов».
Специалисты объясняют, что психика большинства людей адаптируется даже к очень тяжелым и травмирующим событиям, главное, все сделать вовремя и правильно. Но небольшой процент нуждается в серьезной и длительной психологической поддержке, иногда психологическая реабилитация может затянуться на долгие годы. В идеале для каждого пострадавшего в теракте должен быть прописан и выстроен индивидуальный маршрут.
PS:
После теракта в «Крокус сити холле» было объявлено, что по 3 млн рублей получат семьи погибших, по 1 миллиону – пострадавшие, которые прошли через госпитализацию, и по 500 000 – те, кто получал помощь амбулаторно. На похороны погибшего было выделено по 150 000 рублей единовременно, а дети, потерявшие при нападении родителей, будут получать ежемесячные выплаты.
При этом Российский Красный Крест (РКК) в первые дни после теракта в «Крокус сити холле» для пострадавших смог собрать порядка 1,2 миллиарда рублей. Председатель РКК Павел Савчук заявил в интервью «Милосердию.ru», что на орграсходы будет взято не более 3% от суммы, а за каждым пострадавшим будет закреплен отдельный специалист, который сможет подобрать индивидуальный маршрут.
Важное изменение: теперь РКК будет исходить не из категорий благополучателей, а из их индивидуальных потребностей. Любопытно также, что Российский Красный Крест не планирует пока останавливать сбор, мотивируя это тем, что средства могут понадобиться в будущем, а собрать их вторично будет непросто.
Портал «Милосердие.ru» будет внимательно следить за этой инициативой и ее долгосрочными результатами.