Теракт в Волгодонске. Десять лет спустя

«Правда,что?» №35, 17сентября 2009г.

www.pravdachto

TerrorVolgodonsk16 сентября 1999 года, в 5 часов 57 минут, в Волгодонске взлетел на воздух автомобиль, начинённый взрывчаткой, по мощности равной примерно двум тоннам тротила. По степени разрушений теракт во дворе дома по Октябрьскому шоссе, 35 и по сей день считается самым крупномасштабным в России – повреждено 42 дома, здание отделения милиции, две школы, детский сад, библиотека – всего 15 объектов соцкультбыта. Свыше 16 тысяч жителей (включая более 1000 детей), а это 8% населения города, официально признаны пострадавшими. Сотни людей в одночасье остались без крова, имущества, здоровья, 19 волгодонцев погибли, 73 человека стали инвалидами. Во взорванном доме полностью демонтированы два подъезда – непригодные для жилья.

Нас взорвали!

Как всегда, около 6-ти часов в своей кроватке под окном заплакала младшая дочка. Ей было уже почти полтора года, но по утрам она просила бутылочку. Борясь со сном, я пошла на кухню, согреть кашку. Только повернула кран газовой плиты, как раздался взрыв.

По ощущениям, это был оглушительный хлопок. Резко захлопнулась форточка на кухне, «дрожь» пробежала по стенам дома. «Газ взорвался», – только и успела подумать. Потом какое-то время я была, наверное, в оцепенении. Потому что, когда пришла в себя и выглянула из окна 6-го этажа, возле подъезда уже толпились возбуждённые соседи, одетые в халаты и спортивные костюмы. Некоторые были с вещами в сумках. Что-то говорили о взрыве.

Я бросилась к телефону. Наверное, только с десятого раза трясущимися руками набрав номер, дозвонилась в пожарную службу (и то не в городскую, а завода Атоммаш). «Нас взорвали! Индустриальная, 14 – взорвали!», – кричала в трубку. И услышала, как диспетчер спокойно ответила: «Секундочку, ещё звонок на линии». И потом из трубки донёсся мужской голос: «Мира, 18. Нас взорвали!». «Не может быть!», – промелькнуло в голове. – «Где мы (возле радиозавода) и где Мира, 18 – на другом краю микрорайона».

В чувство меня привёл окрик мужа: «Все уже знают, что тебя взорвали! Неси топор!» Оказывается, взрывной волной дверь спальни вывернуло наружу, муж с ребёнком не могут выйти из комнаты.

…Развороченные окна обеих спален и лоджий (со стороны взорванного дома). Стекло на моей кровати (там, где я должна была спать, если бы не ушла на кухню). Полуметровый осколок рядом с подушкой ребёнка. 5-килограммовый цветочный горшок, подъехавший к краю комода и нависший над изголовьем детской кроватки. Вспотевшие от крика кудряшки дочки, усыпанные мельчайшим стеклянным песком, прилипшим даже к коже. Столб дыма над домами квартала В-У, море машин и людей, собирающихся к месту трагедии. Видавший виды муж – офицер запаса, почему-то настаивающий на том, чтобы старшая дочка-пятиклассница собиралась в школу: мол, без паники. Мои слёзы, страх и нежелание уезжать к родителям в Красный Яр. И 80-летний свёкр, фронтовик, среди криков и паники вдруг молча вышедший из своей комнаты, уже одетый в костюм с ветеранскими планками.

Таким это страшное утро вспоминаю всякий раз, когда среди документов вижу выданные городской комиссией по чрезвычайным ситуациям справки №№ 10244 – 10248. В них сказано, что моя семья действительно пострадала в результате террористического акта.

…К вечеру 16 сентября заболела малышка: высокая температура, кашель – бронхит. У свёкра подскочило давление до 240, но врач к нему пришёл только на третьи сутки (медики валились с ног – столько было обращений и нуждающихся в помощи). До зимы переболели все мои домашние. Но мы считали себя счастливчиками: от взрыва на нас – ни царапины. А порезанные в горячке битыми стёклами пятки – не в счёт!

Человек должен хотеть жить!

Это только кажется, что нас «не задело». Специалисты считают: все волгодонцы в результате теракта так или иначе получили: удар взрывной волной, контузию, баротравму, сильнейшую психотравму, тяжелейший стресс. А оказавшиеся непосредственно в эпицентре взрыва – также множественные травмы, порезы, ушибы, что теперь сказывается на психическом и физическом состоянии (головные боли, ухудшение памяти, зрения и слуха, раздражительность, агрессивность, посттравматические расстройства).

В течение первого полугодия после злополучного 16 сентября за помощью только к психотерапевтам обратились 2109 человек. Через год 630 жертв теракта ещё продолжали лечить психические расстройства. Через пять лет пациентами психоневрологического диспансера оставались 20 горожан – свидетелей взрыва. Сегодня на диспансерном учёте 19 человек, на консультативном – 54. 14-ти пострадавшим от теракта установлена вторая группа инвалидности, у одного – первая. Кроме того, большое количество пострадавших время от времени продолжают обращаться в психоневрологический диспансер за консультацией.

Конечно, надо признать, что какой-то процент волгодонцев всё-таки выпал из поля зрения психоневрологов. Они решали свои проблемы самостоятельно. В итоге на фоне психических расстройств развились инфаркты, язвы желудка, аллергические или эндокринные заболевания.

Кандидат медицинских наук, начальник Волгодонского филиала ГУЗ «Психоневрологический диспансер» К.Ю. ГАЛКИН все эти годы ведёт наблюдение за своими пациентами. Исследования нужны для того, чтобы более эффективно помогать новым пострадавшим. К сожалению, после Волгодонска были ещё Норд-Ост и Беслан, совсем недавно – Назрань, взрывы в метро, на рынках и стадионах. Многое из того, что по крупинкам собиралось и применялось волгодонскими психотерапевтами, используется сегодня и другими клиниками.

– То, что случилось в нашем городе 10 лет назад, не смоделируешь в лаборатории, не проверишь опытным путём на собаках и мышках, – говорит Константин Юрьевич. – Жестокий эксперимент устроила волгодонцам сама жизнь. Все, кто находился в центре событий, а также их родные и близкие, коллеги, не просто ощутили тревогу или страх – люди испытали ужас!

Очередное медицинское исследование Галкин провёл в 2009 году. В нём согласились участвовать 60 пострадавших от теракта из числа не обращавшихся за психолого-психиатрической помощью в течение 10 лет.

Но сначала о тех, кто отказался. Их достаточно много – 29. Почему они отказались? Люди потеряли всякую веру, что какие-то разговоры об их проблемах могут хоть что-то изменить, качество их жизни снизилось, они отгородились от действительности.

В международной классификации болезней есть такая – F62.0, класс V. Это состояние «стойкого изменения личности» после пережитой катастрофы. Даже отказ от исследования говорит о том, что пострадавшие «подпадают под эту классификацию», им нужна помощь. У части пострадавших – посттравматические стрессовые расстройства (ПТСР) – болезнь F43.1.

Возраст исследуемых – 49 лет плюс-минус 4,5 года. Из них мужчин – 22, женщин – 38. В результате исследования установлено, что сегодня для пострадавших характерны тревога (субклинические, т. е предболезненные, проявления – у 31,7%, клинические – у 57,6%) и депрессия (субклинические проявления – у 23,3% испытуемых, и клинические – у 48,4%). У женщин депрессия случается чаще, чем у мужчин – примерно на 13%.

Практически все пострадавшие говорили о чувстве горечи, обделённости, безнадёжности, безразличия, злопамятности. Этим чувствам соответствуют мысли о самоубийстве, попытки забыть произошедшее.

Практически все исследуемые лечатся у терапевтов. В 2008 г. по сравнению с 1999-м у них отмечался рост: болезней эндокринной системы – 76 (было 35), болезней желудочно-кишечного тракта – 132 (68), дерматитов – 24 (8), ревматоидных артропатий 6 (0), расстройств менструаций – 38 (0), болезней нервной системы 186 (98), новообразований – 19 (10).

Но самое страшное, что пострадавшие и их семьи живут в своём собственном мире, они создали свою – болезненную – конструкцию реальностей. А здоровые люди живут в объективной реальности и не понимают пострадавших.

Автора этих строк тоже какое-то время преследовало чувство опасности. Через полгода после взрыва моя семья переехала в другую часть города, но я со страхом наблюдала под окнами дома появление каждой незнакомой машины и звонила в отдел ФСБ с просьбой её проверить. Со временем это прошло…

– Рану телесную можно вылечить, – говорит Константин Юрьевич. – Если же не оказать психиатрической помощи, «душа» будет болеть до конца дней. F62.0 – это отчуждение, неверие в себя, отсутствие планов на будущее, замкнутость, крушение идеалов. По меркам психотерапевтов, такой человек – калека. Он выпадает из социума. Страдают и его дети, и те дети, кто был в утробе матери в момент взрыва, кто родился после теракта и кто был рядом. Жители Беслана, Чечни, которые «больны» депрессией и тревогой, жертвы других терактов – тоже и постоянно нуждаются в помощи. На уровне государства её нет.

И пока каждому из пострадавших приходится самому думать о себе, психиатр Галкин даёт всем нам один совет: помнить, что жизнь прекрасна. Человек должен любить и работать, а главное – хотеть жить!

Жертвы – есть, статуса – нет

– Взрыва не слышала, – вспоминает Ирина Халай. – Только шум птиц (или не птиц?). И чей-то крик: «Взорвали всё-таки, сволочи!». Игорь (11-летний сын Ирины Ивановны) проснулся, но не успел подняться с постели – и остался жив…

Дым стоял пеленой. Под ногами валялось что-то «мохнатое». Я подумала: «Убило кота». Оказалось – одежду разметало по полу. Первое, что увидела, – телевизор на диване – там, где совсем недавно лежала моя голова. От шифоньера осталась только гора полок. Дверь выбило взрывной волной на балкон. Я схватила заранее собранные в одном месте документы (после терактов в Москве внутренний голос подсказывал, что так надо делать), пальто, сына – и на улицу. По лестнице текло малиновое варенье. Кто мог – бежали вниз. Люди были полуголые, все – травмированы. Собирались в кучки тут же – у своих домов. Идти было некуда. Рядом с нами складывали трупы…

Когда разрешили заходить в дом (через час-два после взрыва), мы вернулись. Белого кота Маркиза нашли под ванной – серым от копоти.

Однокомнатная квартира Ирины была на 4-м этаже дома № 58 по ул. Гагарина. Во втором подъезде от воронки. По мнению специалистов, эта блок-секция получила более 60% повреждений. Но пострадавшие почти сразу начали наводить порядок в квартирах. Люди собиралась там жить! Разыскали свои входные двери. Стали выносить, потом выбрасывать из окон и балконов на тыльную сторону дома в одночасье ставшую хламом мебель. Ирина вынесла 17 вёдер стекол. Ночевать остались в разбомбленных жилищах.

– Никогда не забуду, как милиционеры выгоняли нас из своих квартир, и совсем не в целях безопасности. Они нам говорили: «Вы будете мародёрствовать», – продолжает рассказ о событиях 10-летней давности Ирина Ивановна. – Помню, как в первый же день пришла комиссия описывать повреждения и убытки, не выдав нам на руки никаких актов. Позже оказалось, что документы утеряны, описывали по новой, но «фильтруя» списки имущественных потерь. Помню, как сын принёс домой приготовленную солдатами на полевой кухне кашу – геркулес с салом – и туалетные принадлежности. Помыться было нечем: во всём квартале отключили воду, свет и газ. Как нам потом дали два часа на сборы и вывезли на базу отдыха – тех, кто мог ехать…

Уже 17-го сентября героиня моего рассказа почувствовала себя плохо. Затылок разболелся так, будто сломала шею. В травмпункте выяснилось: черепно-мозговая травма, сотрясение. Потом было отделение неврологии, где лечила адские головные боли, истерики, панические страхи, и гастроэнтерология, где восстанавливала отравленную медикаментами печень. Так и кочевала, как, впрочем, и другие, пострадавшие от взрыва: больница – база отдыха – гостиница – съёмное жильё. Пока в феврале 2001-го не получила квартиру в специально построенном москвичами для пострадавших от теракта доме (в народе его называют «лужковским»).

16 сентября Ирина должна была проходить медкомиссию для трудоустройства на атомную станцию. Своё заявление о приёме на работу, подписанное начальниками 13 сентября, после взрыва она найдёт приклеенным на мусоропроводе…

Потом, уже после получения инвалидности в сентябре 1999г., шесть лет женщина состояла на учёте в Центре занятости. Но человека с таким здоровьем никто на работу брать не хотел. Халай назначили пенсию – 430 рублей, как получившей бытовую травму в результате несчастного случая. Она судилась, дошла до Конституционного суда, но и тот не признал ни Ирину, ни её соседей пострадавшими. То есть, пострадавшие от теракта в Волгодонске есть, а статуса у них такого нет.

Десять лет Ирина Ивановна на инвалидности. Сначала у неё была вторая, сейчас – третья группа. Диагноз – начальная стадия атрофии мозговых полушарий. Пенсия, не считая соцпакета, 2500 рублей (меньше прожиточного минимума!).

Десять лет Халай и её единомышленники, испытавшие на себе ужас 16 сентября, добиваются, чтобы руководство нашей страны приняло закон о социальной защите жертв терактов.

– Уже, наверное, тонну писем мы написали в поисках поддержки и понимания, – Ирина Ивановна быстро и очень эмоционально начинает перечислять инстанции, – от местных органов самоуправления, до высших правительственных чинов. – Только за три последних года – около 500: по Закону о реабилитации пострадавших от теракта, по лечению детей в санатории, по вопросу выделения общежития студентам, по признанию горожан пострадавшими от теракта (некоторые дети на момент взрыва не были прописаны в пострадавшем районе и не получили соответствующей справки, хотя реально пострадали и потеряли здоровье).

26 сентября исполнится три года Региональной общественной организации содействия защите прав пострадавших от теракта «Волга-Дон». Только с третьей попытки, благодаря друзьям по несчастью – нордостовцам – инициативной группе волгодонцев удалось создать и зарегистрировать свою организацию. Руководителем её координационного совета была избрана И.И. Халай. Сейчас в рядах «Волга-Дона» 450 взрослых и 150 детей – меньше 4% от общего количества переживших теракт 16 сентября 1999-го. Но активность, настойчивость, уверенность Ирины и её соратников в том, что они делают, – достойны восхищения.

– Главный итог работы – мы заявили о себе, обратили на себя внимание федеральных структур, – говорит Ирина Халай. – Когда в мае 2006 года на конференции в Москве (там я участвовала по приглашению организации «Норд-Ост») председатель комиссии по правам человека Элла Памфилова услышала, что в Волгодонске более 15 тысяч пострадавших, она была очень удивлена. На всех сайтах значилось 310 потерпевших.

Мы сами разработали проект Закона о социальной защите пострадавших от теракта и направили его всем ветвям власти России для корректировки и принятия. Последний ответ из Минюста РФ за подписью директора Департамента гражданского и социального законодательства Л.И. Черкесова уведомил нас, что сейчас проводится процесс согласования проекта закона, «направленного на компенсацию вреда, причинённого при проведении контртеррористических операций». А председатель Комитета по социальной политике Санкт-Петербурга А.Н. Ржаненков (в ответ на наше обращение к губернатору Валентине Матвиенко) напомнил: «Компенсация морального вреда, причинённого в результате террористического акта, осуществляется согласно части первой ст. 18 ФЗ № 35 «О противодействии терроризму» – за счёт лиц, его совершивших».

Разговор слепого с глухим! Не было в Волгодонске контртеррористической операции – значит, государство от нас в очередной раз отмахнётся. Террористы Юсуф Крымшамхалов и Адам Деккушев получили пожизненный срок, и они никогда не компенсируют нам того, что мы потеряли…

Поистине, равнодушие чиновников за эти 10 лет нанесло людям не меньший вред и страдания, чем сам теракт. Ирина Халай неистощима в своих стремлениях добиться правды. Шутя, она говорит, что во время взрыва её, видно, ударило по тому месту, где сидит справедливость. Вот, дескать, откуда у неё – активная жизненная позиция, серьёзное изучение английского языка, законодательных актов, взаимодействие с организациями пострадавших в других городах страны.

Думаю, дело не только в этом. Борьба за права невинно пострадавших людей – это своего рода вызов болезни, спасение от деградации.

Нужно жить и работать, как говорит доктор Галкин, не сдаваться. Ведь и сына-студента ещё надо на ноги поставить. И добиться статуса жертв теракта для всех пострадавших. И выиграть, наконец, грант Общественной палаты страны на медицинскую реабилитацию, обследование и лечение – там ещё не прониклись нуждами российской провинции: ни разу за три года «Волга-Дон» не впечатлил грантодателей своими проектами.

Зато привлёк внимание международной общественности. В 2007 г. Ирина Халай представляла волгодонцев на первой международной встрече на высшем уровне, посвящённой проблемам пострадавших от терактов, организованной ОБСЕ в Вене (Австрия). Вместе с руководителями общественных организаций «Норд-Ост» и «Голос Беслана» внесла там свои предложения по разработке международных стандартов помощи жертв терактов.

В марте 2008 г. Ирина Ивановна стала участницей международной конференции в Тилбурге (Голландия), где также внесла предложения – теперь уже по созданию международной базы данных пострадавших от терактов и международного Фонда помощи жертвам терактов.

Октябрь 2008-го, Варшава (Польша). Халай – участник совещания ОБСЕ, посвящённого человеческому измерению. Январь 2009-го. Организация «Волга-Дон» – первой в России – становится членом международного общества виктимологии (наука о жертвах).

Но международная поддержка и признание – ничто без сильного плеча в родном крае и благотворителей в столице. Весомую поддержку общественной организации «Волга-Дон» оказывают руководство «Росвертола» и Таганрогского авиакомплекса, депутаты городской Думы А.В. Пруцаков и К.К. Ищенко, дупутат Заксобрания Ю.Я. Потогин, руководители – Общественной палаты города В.Ф. Стадников, автотранспортных предприятия В.Д. Петров, Ю.В. Болдырев, и другие неравнодушные люди – всего более 20 местных предприятий и предпринимателей. Приглашения детей на рождественские ёлки, гостиницы, подарки и экскурсии, путёвки во всероссийские центры «Орлёнок» и «Океан» волгодонцам удалось получить только благодаря правительству Москвы, Общественной гражданской акции неравнодушных людей «Помнить, чтобы жизнь продолжалась», Благотворительному фонду помощи детям «Анита», организации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа».

Гражданская позиция

С точки зрения международного законодательства, жертва – человек, который понёс потери. Жертвой считаются и родственники пострадавшего, и те, кто помогал ему, и его иждивенцы. Неважно, подтверждено это официальным статусом или нет.

Куда важнее сегодня не стать жертвой бездушия родного государства, не сломаться, не опустить руки. «Волга-Дон» не сдаётся. Волгодонским отделением МедиаСоюза Ирина Халай награждена премией признания достижений волгодонцев работниками СМИ «МедиаПрорыв» в номинации «Гражданская позиция».

Гражданская и профессиональная позиция врача Галкина – Волгодонску нужен реабилитационный центр (многим пострадавшим от взрыва трудно напрямую обращаться в психдиспансер). Константин Юрьевич уверен: государство, которое не защитило своих граждан от насилия, должно думать хотя бы об их социальной реабилитации. Ведь многие годы на эти цели в нашем городе не выделялось ни копейки!

Гражданская позиция местного отделения «Молодой гвардии» партии «Единая Россия» – патриотизм и толерантность. Год назад молодёжь продемонстрировала её в рамках социального проекта «Открой мир в своём сердце», когда в Волгодонск приехала команда КВН Чеченской республики, – слушая вместе суру из Корана, запись песнопения хора мужского монастыря Оптина Пустынь, возлагая цветы к памятнику погибших 16 сентября 1999-го, готовясь к совместному выступлению.

Как вернуть пострадавших к нормальной жизни? Как разорвать цепочку вражды и страха, связывающую поколения и народы? Как не стать жертвой? Как защитить от насилия и террора человека, город, страну?

Ответы на эти и другие вопросы волгодонцы пытались найти на недавней конференции «Экстремизм и терроризм – угроза миру и безопасности», организованной администрацией города.

Терроризм и насилие не имеют гражданства и национальности. Терроризм и насилие обесценивают человеческую жизнь. Ни слабое государство с сильным гражданским обществом, ни сильное государство со слабым гражданским обществом не в силах изменить сложившийся порядок вещей. Сильное государство с сильным гражданским обществом – вот тезис борьбы с терроризмом.

16 сентября 1999-го сплотило волгодонцев. Помните, как мы тогда объединились, чтобы нести дежурства возле наших домов, перекрыли въезды во дворы, по ночам жгли костры, ожидая нового теракта. Сегодня мы стали мудрее и опытнее на целую трагедию, на годы борьбы за свои права и свое здоровье, на 10 мирных, но таких непростых лет…

{jcomments on}

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.