Жертвы терактов написали письмо кандидатам в президенты. Кандидаты начали отвечать им через нашу газету
politkovskaya.novayagazeta.ru
На этой неделе в Москве было распространено обращение жертв терактов в России к кандидатам в президенты. Вот главные цитаты из него: «Мы потеряли близких при взрывах жилых домов в 1999 г. и при захвате театра на Дубровке в 2002 г…
Мы тщетно пытались получить от власти вразумительные объяснения… Нынешний президент РФ был обязан нам не просто по должности и по совести — ведь гибель наших близких имеет прямое отношение к его политической карьере и его решениям… Для нас эти выборы — возможно, последний шанс добиться правды.
Мы призываем претендентов на пост президента поднять эти вопросы в ходе предвыборной кампании, мы хотели бы услышать, как каждый из вас поступит в случае избрания, — будет ли назначено реальное независимое и непредвзятое расследование или заговор молчания вокруг гибели наших близких продолжится и впредь…»
Предыстория этого письма такова: оно пришло в Россию из-за океана.
Его написали в Калифорнии, где живет Любовь Бурбан, мать Григория Бурбана, гражданина Украины, погибшего на Дубровке. Кроме нее, под обращением подписи: во-первых, Светланы Губаревой, гражданки Казахстана, чья дочка Саша и жених Сэнди Букер, американский гражданин, погибли на «Норд-Осте», а сама Светлана в конце 2003 года давала официальные показания в ФБР, проводящем собственное расследование трагического захвата заложников в Москве в октябре 2002 г. (у них так полагается, когда гибнут американские граждане). Во-вторых, сестер Алены и Татьяны Морозовых (сейчас также живут в США), потерявших мать во время взрыва дома на улице Гурьянова.
И Павла Финогенова, москвича, чей брат погиб на Дубровке.
12 января обращение к кандидатам в президенты РФ поддержали и остальные нордостовцы — бывшие заложники и семьи погибших, несколько месяцев назад создавшие общественную региональную организацию по защите пострадавших от терактов.
Основная часть письма — вопросы, на которые предложено ответить кандидатам.
Вопросы к кандидатам в президенты
По взрывам домов:
- Почему власть воспрепятствовала расследованию событий в Рязани, где сотрудники ФСБ были уличены в подготовке взрыва жилого дома?
- Почему спикер Госдумы Геннадий Селезнев объявил о взрыве жилого дома в Волгодонске за три дня до того, как он произошел?
- Почему не расследовано обнаружение гексогена в мешках с надписью «Сахар» на военной базе в Рязани осенью 1999 г.?
- Почему под давлением ФСБ закрыто следствие о передаче гексогена с военных складов в подставные фирмы через НИИ Росконверсвзрывцентр?
- Почему арестован адвокат Трепашкин, установивший личность агента ФСБ, арендовавшего помещение для закладки бомбы в доме на ул. Гурьянова?
По Дубровке:
- Почему решение о начале штурма с применением газа было принято, когда наметились реальные возможности освобождения заложников?
- Знали ли власти о том, что взрыва не будет, применив медленно действующее средство, что давало возможность привести в действие взрывные устройства?
- Почему все террористы, в том числе находящиеся в беспомощном состоянии, были уничтожены, а не арестованы для проведения расследования?
- Почему власти скрыли существование участвовавшего в захвате театра Теркибаева, и после того как его имя стало известно, он погиб в автокатастрофе?
- Почему при проведении спецоперации не было организовано оказание доврачебной помощи заложникам, что привело к гибели 130 человек?
Кандидат в президенты И. ХАКАМАДА:
«Мне приказывали не вмешиваться в историю «Норд-Оста». Сейчас о многом говорю впервые…»
Я не изучала взрывов в Москве и Волгодонске и поэтому отвечу только на вопросы, касающиеся событий на Дубровке:
— Решение о начале штурма принималось на третий день захвата, а я была внутри здания в первый и отвечаю за то, что происходило тогда. Мое впечатление: в первый день путем переговоров освободить заложников было возможно. Штурм же, думаю, был необходим как орудие демонстрации силы, а жизни людей отошли на задний план.
— Для меня по-прежнему загадка: как можно точечно уничтожить всех террористов, которые находились в разных частях здания и зала? И почему в результате газовой атаки погибли все бандиты, а находившиеся рядом с ними люди и погибли, и выжили?
— У меня подозрение, что в качестве живых свидетелей того, что террористы могли отпустить заложников и потом выступить в открытом суде, никто из них нужен не был. Подчеркиваю, это подозрение, потому что есть презумпция невиновности.
— Известно, что мы организовали свое собственное расследование в СПС, в результате которого пришли к выводу, что этап спасения не был организован вообще. Все происходило совершенно стихийно, творился просто бардак. Главной была военная часть операции, а за гражданскую даже никто не был назначен ответственным…
Также от себя добавлю, что после трагедии на Дубровке господин Путин ввел в заблуждение весь мир. Отвечая на вопрос журналиста газеты «Вашингтон пост», он сказал: «Эти люди погибли не в результате действия газа, потому что газ не был вредным. Он был безвредным… И мы можем сказать, что во время операции не пострадал ни один заложник».
Широко известно, что в тот момент, когда президент Путин и его окружение тряслись в Кремле от страха не за жизни людей, а из-за боязни потерять власть, несколько человек отважились во имя спасения заложников пойти добровольно к террористам и попытаться высвободить хотя бы детей.
Я благодарю Бога, что мне, матери двоих детей, женщине, достало мужества и воли пойти на переговоры с террористами. Раньше я не предавала гласности многое из того, что увидела в Театральном центре, и тем более, как президент и члены его администрации отнеслись к моей попытке спасти людей.
Я не говорила об этом раньше, потому что заблуждалась, думая, что президент Путин в конце концов поможет установить правду и раскается за свой приказ использовать смертоносный газ. Но Путин молчит и ничего не отвечает людям, потерявшим родных. Президент сделал свой выбор — скрыть правду.
Я тоже сделала выбор — рассказать правду. В результате моих переговоров с террористами в Театральном центре 23 октября 2002 года и последующих событий я пришла к убеждению, что террористы не планировали взрывать Театральный центр, а власть не была заинтересована в спасении всех заложников.
Главные события произошли, когда я вернулась после переговоров с террористами. Глава администрации президента А. Волошин угрожал мне и приказал не вмешиваться в эту историю.
Оценивая происшедшее, я прихожу к неизбежному выводу: этот теракт помог подстегнуть античеченскую истерию, продолжить войну в Чечне и удержать высокий рейтинг президенту.
Я убеждена, что действия Путина по сокрытию правды — по сути государственное преступление. Обещаю, что, когда я стану президентом, граждане России узнают правду о взрывах домов, о трагедии в Театральном центре и о многих других преступлениях власти.
В последнее время многие мои друзья стали меня отговаривать идти на президентские выборы. Публично они заявляют, что я чуть ли не предаю интересы демократов, которые призывают бойкотировать выборы. А в приватных беседах они говорят, что меня просто убьют, если я буду говорить правду.
Я не боюсь террористов от власти. И обращаюсь ко всем: не бойтесь и вы. Наши дети должны вырасти свободными людьми.
Кандидат в президенты И. РЫБКИН:
«Погибший в автокатастрофе Теркибаев хвастался, что увел боевиков из Госдумы на Дубровку»
Прежде всего хотел бы сказать, что конечно же и взрывы домов, и события на Дубровке — следствие второй чеченской войны.
Президент Путин на гребне этой войны влетел в Кремль, пообещав, что наведет порядок, но сделать этого не смог. В результате погибли тысячи.
Гибнут люди в терактах… Везде. Виноваты в этом Путин и ближайшее его окружение. Много совершенно непонятного и неясного во всех этих трагедиях до сих пор… А значит, нужен серьезный гражданский контроль над деятельностью силовиков. Необходима гражданская комиссия по расследованию всех терактов и взрывов.
Во главе комиссии следует поставить людей, известных всей стране своей честностью, порядочностью. Сергей Ковалев, Юлий Рыбаков — вот кто мог бы возглавить такую комиссию. В ней должна быть представлена как парламентская, так и внепарламентская оппозиция, а также независимые эксперты.
По взрывам домов:
— Думаю, имело место преступление спецслужб перед законом. Даже если пойти по пути, что в Рязани были учения, то и в этом случае были нарушены все формальные правила и инструкции.
— Почему Селезнев знал? Это само по себе не странное, а страшное событие. Объявив об этом, он должен быть под следствием и сказать, откуда к нему поступила информация, чтобы стали ясны и заказчики, и исполнители.
— Что касается «сахара», то это называется сокрытием следов преступления.
— Следствие о передаче гексогена с военных складов закрыто незаконно, и после того как начнет работать независимая комиссия, оно должно раскрыть истинную картину.
— Считаю, полковнику Трепашкину хотят попросту заткнуть рот, запугать, вселить страх, как это и насаждается сейчас по всей России. Подходы, выучку, которую получают силовики в ходе чеченской войны, они экстраполируют на всю Россию. Прут буром и дуром, считают, что результат все оправдает. Разрушительная сила огромная, созидательной никакой.
По Дубровке:
— Все поведение властей указывает на то, что, когда наметилась реальная возможность освобождения заложников, они приняли решение о штурме — вся Москва и вся Россия об этом говорят, как хотели на Дубровке спрятать концы в воду.
— Знали ли власти? Мне особенно горько отвечать на этот вопрос, потому что во время событий в Буденновске, на очень закрытом совещании, силовики отвечали мне прямо противоположное: что нельзя применять химические средства в автобусе с заложниками, это повышает вероятность бесконтрольного применения взрывных устройств, может начаться хаотичная пальба очередями в момент засыпания. Если на сей раз применили, значит, знали, что взрыва не будет…
— Все террористы были застрелены в спящем состоянии потому, что могли рассказать очень много интересного. Хочу сказать, что вся Россия недоумевает: зачем стрелять в спящих? Подходить и бить в голову?
— О Теркибаеве. Властям не удалось скрыть Теркибаева от общественности, вот он и погиб. Я знаю, с каким гневом люди об этом говорили, тем более зная, что у Теркибаева — удостоверение администрации президента… Сам он гордился и говорил об этом — что смог увести отряд Бараева из Думы на Дубровку…
— Отсутствие помощи пострадавшим при штурме — это варварство, которое полностью на совести занимавшихся заключительной фазой. Это их нежелание допустить новых свидетелей, которые могли бы потом рассказать, как все было. Рано или поздно придется за это отвечать. Есть желание все людское недовольство за отсутствие своевременной медицинской помощи перенести на московского мэра, но за борьбу с терроризмом, согласно закону, отвечает у нас не мэр, а ФСБ. То, что началось после теракта, — рукотворный звездопад на грудь и на погоны всех силовиков, которых надо было наказывать за то, что они пропустили отряд. Я не склонен считать, что придет время, откроются архивы, и тогда мы узнаем правду… Да ничего не откроют. Сейчас надо расследовать, чтобы страшная беда не повторилась. Чтобы не было такого глумления над людьми.
Кандидат в президенты Н. ХАРИТОНОВ:
«Есть причина, по которой ничего не говорили. Тайна была нужна»
По взрывам домов:
— Трудно сказать, почему власть не пошла на создание комиссии по расследованию… Безусловно, это плохо. Действия власти должны быть прозрачны.
— Селезнев? Я не стал бы комментировать — видимо, знал какие-то нюансы.
— Выгодно скрывать. Хотя раз это уже стало известно общественности, надо объяснять, зачем и почему.
— Мне неизвестны факты передачи гексогена с военных складов. Но раз они есть, это дело для независимой комиссии. Этим бы должен заниматься Комитет по безопасности Госдумы. Люди должны обратиться к своим депутатам, за которых голосовали, чтобы они требовали в Думе создания такой комиссии. Насколько реально это сегодня? Когда одна «Единая Россия» везде? Ну вот люди и посмотрят, кто есть кто в Думе теперь…
— О Трепашкине. Его арестовали, чтобы больше ничего не говорил.
По Дубровке:
— Это такая ситуация, что трудно было найти решение. Никто и не мог дать оптимальный вариант.
— Власть понимала: взрыв может быть в любом случае и в любой момент. Никто не давал никаких гарантий вообще.
— Я там не был — и я не могу так говорить. Но террористы в любой момент могли сомкнуть провода, даже в предсмертном состоянии. Поэтому решили их ликвидировать.
— О Теркибаеве. Трудно сказать. Тайна следствия, наверное. А автокатастрофа? Это не означает «концы в воду». Диана вот тоже погибла, а муж теперь отвечает.
— О медпомощи. Поймите, любые медицинские приготовления могли быть восприняты террористами как подготовка штурма. В этом и есть причина, по которой ничего не готовили.
Тайна была нужна. Без сомнения, в случае избрания президентом я обещаю образовать независимую комиссию по расследованию и Дубровки. Я всегда выполняю обещания — пять раз уже выиграл по одномандатному округу в Сибири.
Значит, не обманываю людей.
P.S. Текст обращения и вопросы получили также и остальные кандидаты. Мы ждем их ответов