10 лет назад, 1 сентября 2004 года, во время торжественной линейки в школу No 1 североосетинского города Беслана ворвались террористы. Учителей, школьников, их родителей и близких, которые пришли на Первый звонок, бандиты захватили в заложники — всего 1100 человек. Их заперли в спортзале, здание заминировали. Изнывающим от жары и жажды людям в течение трех дней не давали ни еды, ни даже воды, не разрешали выйти в туалет. 3 сентября, примерно в час дня, в здании стали один за одним раздаваться взрывы, школа загорелась, часть ее обрушилась. Заложники начали выбегать из здания, по ним открыли стрельбу, и тогда силовики приняли решение брать школу штурмом…
Большинство заложников удалось освободить, но 334 человека, из них 186 детей, погибли, 800 получили ранения.
«С ПОСЛЕДНИМ ВАС ПЕРВЫМ ЗВОНКОМ»
Маленький кавказский городок живет своей обычной жизнью: горожане спешат по делам, иногда останавливаются, чтобы смахнуть капельки пота со лба — очень жарко, проносятся машины, дорожные рабочие в преддверии учебного года наносят яркую разметку на пешеходные переходы.
На новом светлом здании никаких опознавательных знаков: то ли Дом культуры, то ли Дворец спорта. Но когда входишь внутрь, понимаешь, что это школа — в памятном уголке, посвященном погибшим, наводит порядок преподаватель истории Надежда Гуриева.
|
— Очень тяжелая 10-я годовщина. Как первая. Я сейчас столько же лекарств и антидепрессантов пью, как тогда. — Женщина не плачет, слез уже не осталось.
— В 2007 году мы открыли памятный уголок, а музей сделали позже, в следующем учебном году.
Все экспонаты, которые собрала Надежда Ильинична, передали сюда родители, многие перенесли из старого здания школы. Одна стена полностью увешана фотографиями погибших.
— Тут спецназ и эмчеэсовцы, здесь — учителя, в центре — все дети, а там родители и те, кто прибежал спасать, — проводит экскурсию учитель истории.
Среди детских фотографий есть две, которые особенно дороги хозяйке музея, — на них ее дети Верочка и Борик. На другой стене висит школьная доска с разбитым углом.
— Вот эта доска из моего класса, — отвлекаясь от витрин, произносит она.
— А надписи на ней откуда?
— То, что написано синим цветом, написала моя Верочка 31 августа, — на доске аккуратным почерком выведено: «С последним вас Первым звонком, 11 В класс». — У меня 11-й класс был, и наводить порядок помогали мои собственные дети. И когда Верочка это написала, у меня мурашки по спине пробежали. А она говорит: «Ну, это же их последний Первый звонок»…
Надежда Гуриева и ее младшая дочь Ира остались живы после взрыва. Девочка в этом году окончила школу, поступила в медицинский университет в Москве и уехала учиться в столицу.
Самый популярный экспонат в музее — альбом с кадрами тех трагических дней.
— Я его сначала от детей прятала, — рассказывает Надежда Ильинична. — Они приходят и сразу все ныряют туда. Потом мне психологи сказали: «Оставьте. Значит, им надо».
|
Выставить все, что уже собрано, в одной классной комнате невозможно, да и некоторые экспонаты, среди которых окровавленная одежда заложников, не предназначены для школьного музея. Остается надеяться, что здание старой школы когда-нибудь сделают музеем.
ТЕРАКТНИКИ
— Вот здесь мы иногда прогуливаем уроки, — заливисто смеется Диана, показывая укромный уголок, где можно поговорить. Мы садимся на ступеньки в одном из коридоров новой школы.
Через год Диана Аликова и Анжела Сикоева окончат школу, как и их одноклассники, для которых 10 лет назад День знаний навсегда перестал быть праздником.
В свой первый учебный год светловолосая первоклассница Диана отучилась всего два месяца — апрель и май. А вот Анжела должна была пойти во второй класс, но вернулась в школу только через год.
Сейчас они обычные подростки — шутят, смеются и готовятся давать напутствие первоклашкам. Диана любит танцевать и планирует поступать на юрфак во Владикавказе. Анжела с пятого по девятый класс училась в Москве в лицее Ходорковского, но потом ее потянуло домой. Говорит, что, окончив школу, снова уедет, но на этот раз в Питер, чтобы стать стоматологом.
|
В их разговоре лишь изредка проскальзывает слово «заложник» — они привыкли называть себя «терактниками».
— Вы часто в старую школу ходите?
— Я живу рядом, на Школьном, — смотрит вдаль Диана. — И мы с друзьями иногда собираемся, чтобы пойти туда. А так — каждый год 1, 2 и 3 сентября мы там всегда бываем.
В спортзале девочка провела те три дня вместе с мамой. Они обе вернулись домой.
|
Анжела, слушая ответ одноклассницы, перестает улыбаться и задумывается:
— Я только в годовщину хожу. Чтобы лишний раз не вспоминать… Мы почти всей семьей были там: мама, брат. Только отец, — она ненадолго замолкает, — он инвалидом остался после этого всего. Когда услышал, что нас захватили, сразу кинулся в школу. Просил его обменять, говорил: «Меня возьмите, а мою семью отпустите». Но его не стали слушать и расстреляли — он получил много ранений.
Она проглатывает подступивший к горлу комок и продолжает:
— Меня мама спасла. Когда был взрыв, она меня накрыла собой. И я понимала уже, что вряд ли она в живых осталась — вот это было самое страшное, — от того, как она это произносит, по телу пробегает дрожь.
— Со временем что-то забывается?
— Нет, — отчеканивает Диана. — С каждым годом все больше этих воспоминаний… Нам не давали воду, а очень хотелось пить. Перед нашими глазами убивали: расстреляли мужчину прямо в зале, и он лежал около нас.
|
— Я, может быть, тогда не до конца все понимала, — добавляет другая девочка.
— Когда взрослей становишься, больше начинаешь осознавать, сильнее чувствуешь утрату.
Одиннадцатиклассницы считают, что пережить то, что с ними случилось, не помогут никакие психологи — осознать, понять и принять произошедшее они должны сами. Похоже, у них это получается — девочки строят серьезные планы на жизнь, мечтают о больших семьях и детях. И они хотят помогать людям.
|
— Самое главное — оставаться всегда человеком, — уверяет Анжела. — Будешь ты богатым или бедным, главное, с доброй душой.
«Я ОБЯЗАТЕЛЬНО СЮДА ВЕРНУСЬ»
Рома Бзиев учился уже в другой школе — после теракта рядом построили две одинаковых.
— Почему ты в 8-ю школу пошел?
— Честно говоря, не знаю, просто так получилось. Она немного ближе к дому, да и переезд железнодорожный не переходить — родным меньше волноваться.
В спортзале первоклассник оказался с мамой, папой и бабушкой. Только двухлетнего брата тогда не было с ними.
— Мама сразу погибла, — вспоминает темноглазый паренек. — Бабушка после из-за ранений умерла. А отец в аварии погиб.
Сейчас Рома живет с родной тетей. Год назад он перешел в частную школу во Владикавказе — серьезно готовится к поступлению. Хочет пойти по стопам отца и стать юристом.
— Что было самым страшным в те дни?
— Наверное, самый первый час — мы не понимали, что происходит. И первые дни после теракта, когда лежал в больнице и не знал что с родными, с друзьями.
Живы ли они. Я потом только узнал…
— А сколько ты провел в больнице?
— Честно говоря, не помню даже. Я отчетливо помню все эти три дня, а первый год после теракта почти не помню. Говорят, у меня провалы в памяти были…
|
Сейчас Рома увлекается фотографией — любит снимать пейзажи, занимается борьбой, но говорит, что все это несерьезно.
— Куда собираешься после школы?
— В Москву. Но я потом сюда вернусь обязательно — здесь мой дом. Там я хочу только учиться, там образование лучше.
«ХОЧУ, ЧТОБ МИР ДОБРЕЕ СТАЛ»
Во дворе старой школы заканчиваются последние приготовления.
Вместе с Даной Чеджемовой заходим в спортзал, над которым построили саркофаг, напоминающий памятный венок.
— Помнишь где вы сидели?
— Да, примерно тут, — указывает она место в самом центре зала. — Вот так висели эти канаты что ли, только тоньше, — она поднимает голову вверх, вспоминая, как это было. — И на них были огромные мины, завернутые во что-то. Прямо над маминой и над моей головой одна была. Я все время маму спрашивала, что это, а она отвечала: «Хозяйственное мыло, не бойся». Не знаю, как мы остались живы, это, наверное, все-таки чудо…
— Ты сюда часто приходишь?
— Да. Я только год назад, наверное, перестала сюда ходить. Меня мама даже ругала. Наверное, она боялась, что мне станет плохо. Сейчас я тоже тут бываю, но уже реже.
— А ты одна ходила?
— С девочкой одной, с которой вместе выросли. У нас тут погибла подружка…
Мы и сейчас ходим сюда, разговариваем с ней. Что-то тут есть такое, — она сжимает губы и изо всех сил старается сдержать слезы. — Когда внутрь захожу, у меня сердце сжимается от боли, но возникает ощущение, что она нас видит, слышит.
В первый класс Дана не ходила — училась дома. И потом еще долго боялась школы — до четвертого класса ее приводила мама, ждала, пока закончатся уроки, чтобы забрать дочь домой.
|
— Я и сейчас боюсь, когда много людей вокруг, на линейке у меня начинают дрожать руки, и кажется, что сейчас кто-нибудь ворвется и схватит. Не знаю, когда это пройдет, и пройдет ли…
— У тебя есть какая-то большая мечта?
— Я мечтаю, чтобы мир стал добрее, без всего того, что сейчас творится, когда все друг друга убивают. Хочу, чтобы моя семья была счастлива и больше никогда этого всего не было, и все это осталось в прошлом.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Над дверным проемом, который когда-то вел в здание школы, висит табличка «выход». У тех, кто провел здесь почти трое суток под дулами автоматов, этого выхода не было. У них вообще не было никакого выхода…