/www.miloserdie.ru/Помощь жертвам террористических атак часто оказывают в моменте, но потом о них просто забывают. Между тем физическая и психологическая реабилитация часто требуется не годами – десятилетиями. Но закона, который бы поддерживал пострадавших, в России нет до сих пор
Екатерина САЖНЕВА, редактор Елена СИМАНКОВА
«Я год не различала цвета. Первое, что увидела, были красные розы. С тех пор это мои самые любимые цветы», – рассказывает жительница Волгодонска Ирина Халай. Ей было 35 лет, когда 16 сентября 1999 года, ранним утром у дома на Октябрьском шоссе взлетел на воздух грузовик со взрывчаткой, оставленный террористами. Погибли 19 человек, 89 человек получили тяжелые ранения и были госпитализированы. Официально пострадавшими признаны более 15 000 горожан, включая 1000 детей.
До этого уже были Буденновск, Кизляр, взрывы домов в Москве. Потом – Норд-Ост, Беслан, взрывы в метро Москвы и Санкт-Петербурга, «Крокус сити холл». По самым скромным оценкам, в период с 1995 по 2024 год от действий террористов погибли около 3000, были ранены – более 6000 человек. Тех, кого можно назвать пострадавшими, значительно больше. Единой открытой и прозрачной статистики нет до сих пор.
Чтобы собрать хотя бы примерную статистику по пострадавшим, мы составили список из 33 терактов, произошедших с 1995 по 2024 год. Далее – по открытым источникам собирали данные о количестве раненых и погибших. Стоит отметить, что такой подсчет очень примерный. Так, в графу «пострадавшие» обычно попадают лишь тяжело раненые, которые были госпитализированы. Те, кто не попал в больницы в первый день, и тем более те, кто был на месте теракта, но обратился за помощью спустя несколько дней, часто не попадают в статистику. При этом обратившиеся во «второй волне» могут не иметь внешних повреждений, но страдать от тяжелых психологических последствий и сопутствующих им недугов – шока, высокого давления, ПТСР, проблем с сердцем. Кроме того, уже при расследовании теракта в категорию пострадавших (уже в юридическом смысле) попадают родственники погибших. Обычно это родители, дети и супруг/супруга, что автоматически увеличивает полученные нами показатели не менее чем в три раза. Но даже если признать, что за почти 30 лет в результате терактов в России погибли 2739 и пострадали 6130 человек, цифры все равно получаются внушительные.
После терактов люди остаются травмированы физически и психически на всю жизнь. Помощь же приходит только «в моменте»: сразу после ЧП пострадавшим начисляют компенсации, а затем – вспоминают о них в редкие памятные дни. При этом лечение и реабилитация требуется даже не годами – десятилетиями. Но закон о помощи жертвам терактов, о котором впервые заговорили после захвата террористами Буденновска, так до сих пор и не разработан.
«Сказали, что я и раньше была глухой»
3 апреля 2024 года в Петербурге тихо и почти незаметно отметили седьмую годовщину взрыва в городской подземке. Поминальная служба проходила в Свято-Троицком соборе возле станции метро «Технологический институт». Только несколько причастных держали в руках свечи, да звучали слова молитв. Никого из официальных лиц. Из СМИ – один ТВ-канал, один фотограф.
Журналистка и режиссер-документалист Наталия Кирилова одна из немногих, кто пришел сюда. В апреле 2017 года в вагоне метро она находилась напротив смертника. На «Сенной площади» вошла толпа, и террориста оттеснили. Это спасло Наталию, но не помогло 15 погибшим.
«Мы летели вперед во взорванном вагоне», – вспоминает Наталия Кирилова. Интервью «Милосердию.ru» она дает, присылая аудиосообщения в ответ на заранее подготовленные вопросы, и очень извиняется, что не может вести диалог по телефону: слух так и не вернулся. Она все еще не чувствует половину головы – дотрагивается, и ничего.
После взрыва она помогла вытащить раненую девочку и старушку. Затем даже успела дать интервью подоспевшим журналистам и потеряла сознание. Очнулась уже в больнице, с контузией и тяжелой травмой колена. В первую же ночь начались панические атаки. «Накатывал такой ужас, что я боялась что-то сделать с собой. По второму кругу меня накрыло, когда в документах написали, что якобы я была глухой еще до теракта и поэтому мне ничего не положено. После этого я почти перестала разговаривать. В клинике МЧС, куда меня направили, поставили диагноз логоневроз».
«В восстановлении пострадавших после терактов есть несколько особенностей, – объясняет Антон Клочков, кандидат медицинских наук, медицинский директор клиники ранней реабилитации «Три сестры», где в том числе работали и с жертвами терактов. – Во-первых, люди часто получают сочетанную травму. Лечение сразу нескольких повреждений занимает больше времени, и из-за этого реабилитация начинается позже, чем могла бы. А ведь самая эффективная реабилитация – ранняя. Во-вторых, результат реабилитации после таких травм непредсказуем, поэтому важно ставить реалистичные цели и задачи. И, наконец, при восстановлении после теракта большую роль играет психолог. Он не только работает с пациентом, но и консультирует остальных специалистов в команде реабилитации».
Характер травм, полученных при теракте, может быть разным.
На первом месте, как правило, минно-взрывные травмы – это связано с тем, что ранее смертники начиняли свои пояса мелкими металлическими частицами, чтобы увеличить радиус поражения.
Возможны огнестрельные ранения – они наблюдаются в случае захвата заложников.
Ожоги – в случае, если после взрыва имело место возгорание. Такие травмы получали многие пострадавшие в Беслане, при взрывах в московском и петербургском метро.
Даже если нет внешних повреждений, но был взрыв, возможны баротравмы, контузии разной степени тяжести, закрытые черепно-мозговые травмы.
Теракт – это высокий риск развития посттравматического стрессового расстройства.
В первые годы количество препаратов, которые Наталии Кириловой приходилось принимать в сутки, доходило до 12–15 наименований. Лекарства покупали благотворители. В итоге журналистке оформили только третью группу инвалидности, хотя контузия средней степени тяжести – это как минимум вторая группа. Но бороться за себя уже не было сил. Сегодня ее пенсия составляет около 12 000 рублей, доплата по инвалидности – 1309 рублей. «Мне по-прежнему нужна полноценная медицинская реабилитация и финансовая помощь. Но как мне на комиссии в свое время заявили: «Скажите спасибо, что вообще остались живы!» Кому сказать?» – не может прийти в себя женщина.
После теракта деньги могут понадобиться не сразу
Переживших трагедию понимают те, кто сам прошел через подобное. Жертв теракта в санкт-петербургском метро взяли под опеку родственники погибших в результате авиакатастрофы ТУ-154. В августе 2006 года лайнер в грозу возвращался из Анапы в Санкт-Петербург, на борту было много детей. Марина Штейнварг, потерявшая тогда двух дочерей и родителей, вместе с другими родственниками погибших создала региональную общественную организацию «Прерванный полет». Вскоре они протянули руку помощи пострадавшим при взрыве «Невского экспресса», затем – семьям погибших над Синаем.
В результате взрыва в метро в 2017 году помощь требовалась не только семьям погибших, но и оставшимся в живых. Число раненых тогда перевалило за сотню. Расчетный счет для сбора у фонда появился в рекордно короткие сроки.
«Мало кто задумывается, что в такой ситуации деньги понадобятся не сразу. Люди в растерянности и шоке тратят, потом остаются ни с чем», – объясняет Марина Штейнварг. Семь лет назад «Прерванный полет» по решению администрации города был выбран для аккумулирования собираемых денежных средств и последующего сопровождения пострадавших. У многих до сих пор продолжаются операции, протезирование, пластика. Спустя несколько лет выжившим ставили диагнозы, вроде бы напрямую с терактом не связанные: сердце, психосоматика. Врачи не находили прямой связи, и добиться дополнительных выплат тоже было невозможно.
После терактов 11 сентября 2001 года в Соединенных Штатах появился уникальный опыт длительной помощи пострадавшим.
Дело в том, что после крушения башен-близнецов в воздух с пылью и продуктами горения поднялись опасные для здоровья вещества, такие как асбест, свинец, ртуть. В долгосрочной перспективе они вызвали у тех, кто просто находился в районе атаки террористов, и тем более у тех, кто непосредственно работал на руинах ВТЦ, рак, болезни дыхательных путей и нервной системы. За время, прошедшее с 2001 года, сотни тысяч человек были вынуждены обратиться за врачебной помощью в связи с проблемами со здоровьем, корни которых уходили в события сентября 2001 года.
В результате 11 сентября 2010 года был принят так называемый закон Джеймса Задроги (назван в честь полицейского, который работал на ликвидации последствий теракта и умер из-за проблем с легкими) о здравоохранении и компенсации. Он предусматривал медицинское наблюдение и льготы по лечению для работников аварийно-спасательных служб, а также оценку состояния здоровья, мониторинг и льготы по лечению граждан, которые проживали или работали на территории Нью-Йорка и пострадали в результате теракта.
В 2015 году закон Задроги был санкционирован повторно, с выделением дополнительного финансирования и перенесением крайнего срока подачи заявки на 18 декабря 2020 года. Однако наплыв заявок был так велик, что начиная с февраля 2019 года все выплаты по заявкам были сокращены в связи с недостатком финансирования.
В конце июля 2019 года был принят новый закон под названием «Никогда не забывайте героев». Он продлил срок подачи заявлений на получение компенсации до 1 октября 2090 года и ассигновал денежные средства в объеме, который будет необходим для оплаты всех принятых заявлений.
Собранных денег хватило до конца 2023 года. После чего было принято решение в соответствии со степенью вреда, причиненного здоровью, пропорционально разделить оставшиеся денежные средства между пострадавшими и закрыть сбор. Но опыт был, безусловно, позитивным.
Террорист прислал 7 рублей алиментов
Впрочем, питерская инициатива известна пока не широко, и этот опыт не удалось масштабировать. О необходимости системной помощи пострадавшим говорят после каждого теракта, но дело с места так и не двигается. Люди получают единовременные денежные компенсации из федерального и регионального бюджетов. Однако дальнейшая поддержка практически отсутствует.
«К сожалению, у нас так и не появилась целостная программа сопровождения жертв терактов, – говорит Матвей Гончаров, исполнительный директор Фонда поддержки пострадавших от преступлений. – До сих пор жертвы терактов вынуждены самостоятельно искать средства на лечение, прибегая к кредитам, надеясь на родственников и друзей. Они борются в судах, чтобы добиться справедливости, хотя у многих на это просто не осталось здоровья».
В середине 90-х годов, вскоре после теракта в Буденновске, была образована рабочая группа, которая занималась формированием предложений по компенсации причиненного вреда этой категории лиц. Но до принятия законопроекта дело так и не дошло.
В 2000 году проект закона, который в основном касался обеспечения лекарственными средствами и реабилитацией, разработала глава общественного объединения «Волга-Дон» (пострадавшие от взрыва дома в Волгодонске) Ирина Халай. Она много раз пыталась продвинуть его, но не преуспела. «В кулуарах мне говорили, что такой закон государству невыгоден. Ведь тогда придется выплачивать компенсации большому количеству жертв», – пояснила Ирина Халай журналистам.
В 2011 году, уже после «Норд-Оста» и Беслана, была разработана очередная инициатива, предусматривающая различные формы социальной поддержки граждан, пострадавших из-за террористических актов и чрезвычайных ситуаций. Меры защиты включали в себя как единовременные пособия самим пострадавшим, так и ежемесячные выплаты несовершеннолетним в случае потери кормильцев, а также оплату медицинской, социальной и персональной реабилитации. Однако и эту инициативу положили на полку.
В 2014 году вопрос поднимался вновь – об этом можно судить по интервью члена партии «Единая Россия» Максима Геласа, который пытался продвигать закрепление в законодательстве правового статуса «жертва теракта». Гелас говорил о том, что нет единой базы жертв терактов на территории Российской Федерации, не принят закон о статусе жертвы и не прописаны социальные гарантии для такой категории граждан. В городах, где были совершены наиболее крупные теракты, не созданы центры психологической и медицинской помощи.
В 2017 году продвигать инициативу взялась депутат Госдумы от Санкт-Петербурга Оксана Дмитриева. И вновь не преуспела.
Гончаров подчеркивает, что проблема касается пострадавших от любых видов преступлений, но для жертв террористических атак ситуация осложнена еще и трудностями в расследовании их уголовных дел, а также большим количеством потерпевших. В этом случае почти невозможно взыскать материальный ущерб: исполнители в живых не остаются, а организаторы, даже если их находят, получают пожизненные сроки и не спешат погасить причиненный ущерб.
«Мне из Соликамска от осужденного террориста как-то прислали целых 7 рублей. Ему самому отправили родственники на сигареты. Вдобавок ко всему эта «огромная» сумма была оформлена как алименты», – грустно улыбается Ирина Халай, возглавляющая созданную после теракта в Волгодонске правозащитную организацию «Волга-Дон». Семь рублей она вернула обратно в колонию.
«Многим пришлось пройти через психдиспансер. Сами бы не выкарабкались»
«Волга-Дон» объединяет тех, кто пострадал от взрыва в 1999 году: серию терактов в Москве и Волгодонске организовала одна и та же группа во главе с Ачимезом Гочияевым. Он до сих пор не найден, наказание отбывают двое исполнителей.
«Многоэтажки стояли близко друг к другу, поэтому взрывная волна не уходила в пустоту, а ударялась о стены соседних домов и тут же возвращалась обратно. От нашей квартиры до эпицентра расстояние около 30 метров. Но были и те, кто жили в 200, 300 метрах, и они тоже получили инвалидность», – вспоминает Ирина Халай.
Официально пострадавшими признали 15 000 жителей города. Впрочем, и здесь возникли проблемы. Так, на момент теракта некоторые женщины были беременны, но на детей, родившихся вскоре после теракта, льготы, в том числе сертификаты на новое жилье, не распространялись. Кстати, в таком же положении позднее оказалась и Злата Аскерко, дочь бывшей заложницы «Норд-Оста» Лилии Дудкиной. Когда зрителей и артистов мюзикла захватили террористы, Дудкина была на пятом месяце беременности. Злата появилась на свет с симптомами перенесенной внутриутробной гипоксии, задержкой внутриутробного развития и признаками поражения ЦНС из-за усыпляющих веществ, которые применили при штурме. Но для государства она считается обычным инвалидом, и значит, любая помощь – только за свой счет.
Сейчас в организации «Волга-Дон» остались 163 человека. Собираются в библиотеке, вместе организуют различные мероприятия, праздники. Многие давно перестали верить в то, что им кто-то поможет. «Кроме нас самих про нас, как мне кажется, уже мало кто помнит. Сколько терактов было потом! Раньше мы хотя бы получали какие-то небольшие гранты, вывозили детей на отдых, проводили психологические тренинги. Но с 2020 года финансирования нет вообще», – говорит Ирина Халай.
А когда-то правозащитная организация «Волга-Дон» боролась за то, чтобы пострадавшим в терактах предоставили особый статус и помогали в реабилитации. «В самом начале с нами работали специалисты из Москвы, Ростова. Даже знаменитый психиатр Александр Бухановский, который в свое время исследовал личность Чикатило. Пережив подобное, сложно остаться обычными людьми. Если честно, многим пришлось пройти через психоневрологический диспансер, сами бы не выкарабкались», – вспоминает Халай.
Положено только 10 сеансов психотерапии от государства
Сейчас открыто говорят о работе психологов непосредственно после теракта. О необходимости длительной реабилитации, в том числе в связи с посттравматическим стрессовым расстройством, заговорили лишь в связи с СВО. Для пострадавших от атаки террористов комплексного подхода пока что нет.
«Сейчас потерпевшие в теракте могут обратиться в психоневрологический диспансер (ПНД) и получить до 10 сеансов бесплатной психотерапии. Эта помощь им положена по праву, и им не должны в ней отказать», – объясняют психологи Ольга Макарова и Татьяна Кузнецова. В период с 2005 по 2015 год они были сотрудниками Центра экстренной психологической помощи МЧС, а сейчас работают в Русской гуманитарной миссии и ведут авторский курс Международного Красного Креста «Основы безопасности в зонах ЧС и вооруженных конфликтов».
Специалисты объясняют, что психика большинства людей адаптируется даже к очень тяжелым и травмирующим событиям, главное, все сделать вовремя и правильно. Но небольшой процент нуждается в серьезной и длительной психологической поддержке, иногда психологическая реабилитация может затянуться на долгие годы. В идеале для каждого пострадавшего в теракте должен быть прописан и выстроен индивидуальный маршрут.
PS:
После теракта в «Крокус сити холле» было объявлено, что по 3 млн рублей получат семьи погибших, по 1 миллиону – пострадавшие, которые прошли через госпитализацию, и по 500 000 – те, кто получал помощь амбулаторно. На похороны погибшего было выделено по 150 000 рублей единовременно, а дети, потерявшие при нападении родителей, будут получать ежемесячные выплаты.
При этом Российский Красный Крест (РКК) в первые дни после теракта в «Крокус сити холле» для пострадавших смог собрать порядка 1,2 миллиарда рублей. Председатель РКК Павел Савчук заявил в интервью «Милосердию.ru», что на орграсходы будет взято не более 3% от суммы, а за каждым пострадавшим будет закреплен отдельный специалист, который сможет подобрать индивидуальный маршрут.
Важное изменение: теперь РКК будет исходить не из категорий благополучателей, а из их индивидуальных потребностей. Любопытно также, что Российский Красный Крест не планирует пока останавливать сбор, мотивируя это тем, что средства могут понадобиться в будущем, а собрать их вторично будет непросто.
Портал «Милосердие.ru» будет внимательно следить за этой инициативой и ее долгосрочными результатами.